А.Камю "Падение"

«Падение» - одно из моих самых любимых произведений. 70 страниц исповеди бывшего парижского адвоката, которого занесло в далекую Голландию. Странного типа, который ночи напролет ходит по городу и по старой профессиональной привычке мечтает или без конца разговаривает сам с собой. А еще - боящегося ходить по мостам только потому, что кто-то с них может броситься в воду и вам придется либо нырять за ним и неизбежно в это холодное время года утонуть, либо мучаться воспоминаниями о его попытках выплыть, но все-таки неизбежном конце.
Помножьте все это на «высокий штиль» - прекрасный язык и образность речи.

«Надеюсь, вы не сочтете навязчивостью, если я предложу помочь вам? Боюсь, иначе вы столкуетесь с почтенным гориллой, ведающим судьбами сего заведения. Ведь он говорит только по-голландски. И если вы не разрешите выступить в защиту ваших интересов, он не догадается, что вам угодно выпить джину. Ну вот, кажется. Он понял меня: эти кивки головой означать, что мои аргументы убедили его....»

Пересказывать все это нет никакой возможности. Поэтому ограничусь избранными цитатами.

«Когда по обязанностям своей профессии или по призванию много размышляешь о сущности человеческой, случается испытывать тоску по приматам. У них по крайней мере нет задних мыслей.»
«Я же прекрасно знаю, что склонность человека к тонкому белью вовсе не говорит о его привычке мыть ноги.»
«Для характеристики современного человека ему будет достаточно одной фразы: «Он блудил и читал газеты». Этим кратким определением тема, смею сказать, будет исчерпана.»
«Голландия – это сон, сударь, золотой и дымный сон, более дымный днем, более золотой ночью, но и ночью и днем этот сон населен Лоэнгринами, такими вот, как эти молодые люди, что задумчиво едут на своих черных велосипедах с высокими рулями, похожих на траурных лебедей, которые непрестанно скользят по всей стране вокруг морей, вдоль каналов.»
«Ведь чтобы добиться известности, достаточно убить консьержку в своем доме. К несчастью, такого рода слава эфемерна – уж очень много на свете консьержек, которые заслуживают и получают удар ножом.»
«Дружба – чувство не такое простое. Она иногда бывает долгой, добиться ее трудно, но, уж если ты связал себя узами дружбы, попробуй-ка освободиться от них – не удастся, надо терпеть. И главное, не воображайте, что ваши друзья станут звонить вам по телефону каждый вечер (как бы им следовало делать), чтобы узнать, не собираетесь ли вы покончить с собой или хотя бы не нуждаетесь ли вы в компании, не хочется ли вам пойти куда-нибудь. Нет, успокойтесь, если они позвонят, то именно в тот вечер, когда вы не один и когда жизнь улыбается вам. А на самоубийство они скорее уж сами толкнут вас, полагая, что это ваш долг перед собою.»
«Представьте, мне говорили, что один человек, сострадая своему другу, брошенному в тюрьму, каждую ночь спал не на постели, а на голом полу – он не желал пользоваться комфортом, которого лишили его любимого друга. А кто, дорогой мой, будет ради нас спать на полу?»
«Заметили вы, что только смерть пробуждает наши чувства? Как горячо мы любим друзей, которых отняла у нас смерть. Верно? Как мы восхищаемся нашими учителями, которые уже не могут говорить, ибо у них в рот набилась земля. Без тени принуждения мы их восхваляем, а может быть, они всю жизнь ждали от нас хвалебного слова. И знаете, почему мы всегда более справедливы и более великодушны к умершим? Причина очень проста. Мы не связаны обязательствами по отношению к ним.... Если они и обязывали нас к чему-нибудь, то лишь в память о них, а память-то у нас короткая. Нет, мы любим переживать только свежие воспоминания о смерти наших друзей, свежее горе, свою скорбь – словом самих себя.»
«Так уж скроен человек, дорогой мой, это двуликое существо: он не может любить, не любя при этом самого себя.»
«Людям требуется трагедия, что поделаешь, это их врожденное влечение, это их аперитив».

Продолжение следует.

@темы: Камю, Литература

---

Цирк солнца

23 февраля по каналу «Культура» показывали «Цирк солнца» (Аллегрия).
Мы привыкли к цирку как к набору отдельных элементов, а здесь полтора часа на сцене царил великолепный костюмированный бал. Даже сама сцена имела вид не традиционной арены, а расположенных в двух плоскостях шестиугольников. Задний - поднимался под углом к первому-арене и заканчивался небольшой площадкой для оркестра.
Сопровождала весь спектакль живая музыка и певица, певшая в основном вокализы.
У меня сложилось впечатление, что костюмы делал Шемякин. Горбун-распорядитель в красном камзоле и со светящимся посохом. Китайские болванчики и отвратительные старухи в солнечных масках. Пиршество красок. Даже костюмы акробатов и жонглеров были, конечно, не столь экстравагантны, но гармонично, стилистически выдержаны.
Естественно, такой спектакль не мог вместить традиционную клоунаду и где-то ближе к середине вся троица, периодически появлявшаяся на сцене, исполнила миниатюру Вячеслава Полунина о заснеженном экспрессе.
Увы, наша «Культура» редко балует такими подарками. Что-то равное по силе (то что видел) – это моно-спектакль Пьера Ришара.

@темы: Цирк дю Солей, Культура

---

Перечитывая классику

Прочитал совершенно потрясающую статью Александра Минкина «Нежная душа» о Лопахине Ермолае Алексеевиче, Раневской Любови Андреевне, Ане – дочери Раневкой, Варе – приемной дочери Раневской и прочих персонажах «Вишневого сада».
Помнится в школе я как-то написал сочинение, что главный герой «Преступления и наказания» - ни Родион Раскольников, ни даже Порфирий Петрович, а Свидригайлов.
Минкин пытается доказать, что Лопахин и есть главный герой пьесы. Трудно в это поверить, после стольких лет внушения, что именно он-то и есть главное зло, вырубившее так милый сердцу «трудящихся» вишневый сад.
А вместе с тем сад этот давно не плодоносит, да и то, что вырастает, уже много лет никому не нужно.
В пьесе есть несколько, на первый взгляд, несоответствий и умолчаний, которые пытается объяснить Минкин.
Начнем с площади сада – путем несложных расчетов она получается 1100 гектаров, не считая лесных угодий. Раневская просрочила закладные и имение продадут за долги. Лопахин предлагает нарезать землю под дачные участки и получать аж по 25 тыс. в год. Предлагает на протяжении всей пьесы, но безуспешно.
И совсем не важно, кто прав в этой ситуации. Раневская с Гаевым или он.
Он любит Раневскую, до последнего надеясь на взаимность, и фактически спасает ее и ее семью от нищеты. Спасает достаточно деликатно.
Минкин объяснил одну деталь пьесы, которую опустили все режиссеры ее ставившие. Почему Аня, дочь Раневской, пилившая мать за каждый рубль отданный лакею, так спокойно относится к тому, что мать забирает присланные ей бабушкой 15 тыс. на покупку имения, что бы прожить их в Париже с любовником, оставляя ее, Варю, дядю без денег.
Ответ довольно-таки прост – Лопахин перекупил имение у Дериганова, заплатив сверх закладных 90 тыс., которые идут владельцам. Что бы понять уровень суммы переведем ее в современные доллары. Получается около 3 миллионов.
Он рассказывает все это Раневской и понимает, что никто за исключением презиравшего его из нигилистских побуждений студента Трофимова не оценивает этого! Он купил имение, но не взаимность Раневкой, обманувшись брошенной ей фразой: «Пощадите меня. Ведь я родилась здесь, здесь жили мои отец и мать, мой дед. Я люблю этот дом, без вишневого сада я не понимаю своей жизни, и если уж так нужно продавать, то продайте и меня вместе с садом...» В середине его страстного монолога, вдруг проскакивает совершенно неуместная фраза – «Ну, да все равно» и далее – «Эй музыканты, играйте, я желаю слушать! Приходите посмотреть, как Ермолай Лопахин хватит топором по вишневому саду, как упадут деревья!»
Антон Павлович писал Лопахина с себя и под себя. Он настаивал, чтобы его играл сам Станиславский, но тот отказался.
Чехов писал жене – «Роль Лопахина центральная. Если она не удастся, то, значит, и вся пьеса провалится.» И Станиславскому – «Когда я писал Лопахина, то думалось мне, что это Ваша роль. Лопахин, правда, купец, но порядочный человек во всех смыслах, держаться он должен вполне благопристойно, интеллигентно, не мелко, без фокусов. Это роль центральная в пьесе, вышла бы у вас блестяще.»

Конец еще одного старого мифа.

@темы: Рецензии, Литература

---

«Generation «П»

Как мы уже писали «Generation «П» - последнее значимое произведение «золотого периода» Пелевина. Все последующее – «ДПП», «Священная книга оборотня», «Шлем ужаса» - новая упаковка уже сказанного до этого, но, увы, без прежних эмоций и «заразительности».
***

Виктор Пелевин
«Generation «П»

Идея романа достаточна проста и лежит на поверхности.
Это Бондарчук при съемках «Войны и мира» мог использовать 10 тыс. человек массовки. Сейчас снимают 20, от силы – 100 человек, а остальных просто дорисовывают.
Мысль Пелевина просто продолжила этот ряд – оцифрованными, виртуальными оказались и президент, умерший от сердечного приступа во время избирательной компании, и Дума, и правительство, и даже бандиты с террористами.
Но все эти персонажи должны что-то говорить и что-то делать. Вот для этого и существует Контора с ее огромными компами, управляющими виртуализированной властью в России. Впрочем, не только в России, но и в Америке тоже.
Центральными фигурами в этой системе становятся креативщики – создающие новую реальность с помощью этих виртуальных персонажей. И здесь Пелевин оказывается в своей стихии – области своей профессиональной деятельности, что и проявилось в блестящем анализе нескольких рекламных компаний и множестве слоганов, разбросанных по всей книге.
Идея, впрочем, не нова и уже лет десять эксплуатируется кинематографом. И не было бы ничего в романе Пелевина оригинального – просто еще одна вариация – если бы не культ богини Иштар.
Боги тогда были смертными и носили в себе свою смерть. В назначенный срок богиня тоже должна была умереть, но ей это очень не хотелось. И она в последний момент разделилась на свою смерть и то, что не хотело умирать. Смертная часть приняла вид пса. (По этому поводу имеется целое исследование Константина Крылова - "Русская идея: Всенародный культ п.ца") Между ними сразу же началась война и Пес вроде бы стал одолевать богиню. Остальные боги испугались этого и заставили их заключить мир. Согласно договору богиню лишили телесной оболочки и имени, а ее смерть стала хромым псом с пятью лапами, который должен спать в одной далекой стране на севере - России.
У великой богини был муж, тоже бог, самый главный из всех богов, которого она опоила любовным напитком, и он уснул в святилище на вершине своего зиккурата. Есть версия, что весь нас окружающий мир и даже сама богиня – это только его сон. И великая богиня постоянно ищет того, кому она снится, потому что только через него она обретает свою жизнь. А поскольку найти его нельзя, у нее есть символический земной муж, которого она сама выбирает.
Но это становится ясным только на последних страницах романа, в которой все разрозненные события из жизни Вавилена Татарского складываются в единую мозаику, приведшею его к высшей иерархии в Обществе Садовников – служителей богини – земного воплощения мужа.
Хотя и это может быть не главное, и весь роман – это только вариация на сюжет одной восточной поэмы.
Тридцать птиц полетели искать своего короля Семурга, прошли через множество испытаний, а в самом конце узнали, что слово «Семург» означает «тридцать птиц».
Может быть, это роман просто о нашей самоидентификации, которая согласно одной жуткой мысли, посетившей главного героя, все больше принимает вид пса о пяти лапах.

@темы: Рецензии, Пелевин, Литература

---

Уматурман

Случайно увидел передачу – один день из жизни братьев Крестовских.
Грустно стало. Вряд ли у них теперь появится что-то свежее и интересное. Популярность и достаток, когда нет мощной подпитки изнутри, обычно противопоказаны творческим личностям.
«Раненный в висок», «Ума Турман», «Ад», «Проститься».

Вспомнилось интервью директора торговой сети из Екатеринбурга. Точнее одно место из него. Он сказал, что по получаемому доходу мог бы жить гораздо богаче, но не делает этого, потому что тогда оторвется от среднего класса, на котором и держится его бизнес, перестанет его понимать.
Где теперь «Ленинград», Земфира?
А как начинали.

@темы: Размышлизмы, Музыка

---

Страна Чудес без тормозов и Конец Света

Харуки Мураками
«Страна Чудес без тормозов и Конец Света»

Техническую сторону сюжета можно изложить следующим образом.
Существует Система – полугосударственная организация – которая занимается защитой информации. Но на всякий метод Системы кракеры находили свой способ взлома способа шифровки. В конечном итоге Система приглашает к себе на работу Профессора, известного нейрофизиолога, который разрабатывает принципиально новый способ шифровки данных.
Идеальный шифр может быть только один – у которого нет ключа. Информация шифруется и дешифруется через идеальный черный ящик, устройство которого не знает даже сам его хозяин.
Таким черным ящиком является ядро мозга, которое искусственным путем отделяют от верхней коры, и стабилизируют.
Главный герой романа – нейроконвертор, занимающийся такой шифровкой. При этом по ходу романа выясняется, что существует два уровня конвертации данных: «стирка» и более глубокий – шаффлинг.
При стирке данные загружаются в правое полушарие мозга, пропускаются через систему знаков, никак не связанную с этими данными, переправляются в левое полушарие и выгружаются в виде цифр, которые заносят на бумагу. Ключ к расшифровке спрятан в индивидуальном разделении мозга на правое и левое полушарие.
При шаффлинге происходит погружение в ядро мозга.
***
К моменту встречи главного героя с Профессором из 26, отобранных Системой нейроконверторов, которым была проведена операция, умерло 25 и накладывается запрет на глубокий шаффлинг. Профессор, к этому моменту уходит из Системы и работает в собственной подпольной лаборатории.
Он вызывает главного героя к себе и поручает ему все-таки провести шаффлинг. Главный герой выполняет порученное и навсегда погружается в свое внутреннее сознание.
***
Роман состоит из двух, на первый взгляд, не связанных между собой частей, главы которых перемежают друг друга.
Главы, посвященные жизни героя во «внешнем» мире, составляют часть, названную «Страна Чудес без тормозов».
Если бы она не была написано Мураками, можно было бы смело ее издавать под обложкой, на которой крупными буквами следует написать – помесь детектива с ужастиками. Сначала герой оказывается между двумя (даже тремя) огнями – квакерами, Системой и кем-то третьим, которым очень нужны последние наработки Профессора. Потом он совместно с внучкой ищет его глубоко под землей, где обитают отвратительные жаббервоги, боящиеся только ультразвука и почему-то рассыпанных скрепок. В общем название вполне оправдывается содержанием.

Описанию «внутреннего» мира-сознания посвящен «Конец света».
Действие в нем происходит внутри сознания главного героя, которое в результате разрушительного шаффлинга начало порождать воспоминания о том, чего не было. Этот ирреальный мир оформлен в виде Города главного героя, при входе в который Страж всем отрезает Тень. Лишенные своих прародителей Тени медленно умирают, но это за исключением главного героя, мало кого волнует.
И еще в Городе живут Единороги. Они питаются эмоциями людей и зимой, переполненные ими, иногда умирают.
Главный герой работает в Городе Читателем снов. Он каждый день приходит в Библиотеку и, взяв в руки череп единорога, читает заложенный в нем сон.
***
Вот краткое изложение романа, занимающего более 500 страниц.
О чем этот роман, наверное, каждый решит для себя сам. Мне показались интересными две мысли.
На мой взгляд, Мураками сумел, причем весьма профессионально, сконструировать сновидения человека. Это как бы реальность, но всегда как бы. В наших снах действуют спрессованные образы, увиденные нами часто на протяжении всей жизни. (Помнится, З. Фрейд пытался в одной своей работе понять, что послужило причиной его сна, в котором появился его отец).
Мураками удалось остаться на грани этой мнимости. При этом его мастерства вполне хватает на то, что читатель верит в «реальность» происходящего.

Вторая тема менее разработана. Еще Пастернак в комментариях к «Гамлету» писал, что вся суть последнего заключается в тех нескольких мгновениях от того момента, когда Гамлет узнает, что он ранен отравленной шпагой, до его кончины. Наступает момент безграничной свободы. У человека уже нет обязательств перед окружающим и самим собой.
Каждый использует эту свободу по своему. Гамлет расправился с врагами. Герой книги Мураками пытается проанализировать свою жизнь, выбрасывает кредитные карточки и едет на берег моря, ожидая пока «дождь… в мыслях превратился в полупрозрачный занавес – и накрыл меня с головой».

Интересную мысль нашел в одной рецензии на эту книгу:
«Этот «я» - один из самых прекрасных в мировой литературе типов. ...Это восхитительно самодостаточный, упивающийся одиночеством, общением с самим собой молчун; у него нет друзей, но он вовсе не страдает от этого; и войны миров в финале не происходит именно из-за его покладистого характера - ему проще уйти во внутренний мир, чем цепляться за внешний. Мураками - человек, который даже апокалипсис приватизировал, подогнал его исключительно под себя.»
***
И еще конечно важно «как» все это написано. Мураками - удивительный рассказчик, плетущий из слов паутину своего завлекательного мира. Паутину, в которую попался уже не один миллион читателей.

@темы: Рецензии, Харуки Мураками, Литература

---

Охота на овец

- Скажите, вы любите деньги?
- О, да! Я очень люблю деньги!
На них можно купить свободное время, чтобы писать...

Из интервью Харуки Мураками журналу "Нью-Йоркер", 1995.

Харуки Мураками
«Охота на овец»

(Не путать с Рю Мураками, который пишет в основном про наркотики).

Один из основных принципов буддизма гласит, что ученик может воспринять знание, только когда будет готов к этому акту.
Что определяет готовность читателя к восприятию книг Умберто Эко, Г. Гессе, А. Деблина, Дж. Фаулза, Х. Мураками, требующих адекватной культурологической подготовки? И насколько «неподготовленный» читатель может понять произведения этих авторов? И что значит понять?
Можно из еды знать только наскоро запихиваемые внутрь сосиски или хот-доги, а можно разбираться в тонкостях вкусового сочетания телятины со сладким соусом на основе персиков или ветчины и дыни. И ценить сочетание приготовленного на огне с кровью куска мяса с терпким вкусом бургундского 69 года.
Все дело во внутренней неудовлетворенности, рождающей новые потребности.

Судьба «русского» Мураками весьма примечательна. Изданная «Амфорой» к осенней книжной ярмарке, «Охота на овец» благополучно пылилась на полках где-то полтора месяца, пока не начался настоящий бум. Рецензии на книгу были напечатаны практически всеми журналами, даже деловыми. Не прочитать - означало выпасть из мэйнстрима, и ее просто начали сметать с прилавков. Следом был проглочен довольно-таки слабый с литературной точки зрения роман «Dance, dance, dance…». (Сказался краткий срок написания – всего 3 месяца). Но он подготавливал читателя к более серьезному чтиву – «Хроники Заводной птицы» и «Страна Чудес без тормозов и Конец света».
Что же такое надо знать, чтобы воспринять Мураками во всей его полноте. Т.е. не только сюжет, суть которого можно изложить на одной страничке, но и те нюансы, которые делают Мураками популярным во всем мире писателем.
Когда мы говорим, например, «стол», то в воображении каждого человека возникает свой «персональный» стол. Обеденный, офисный, покрытый скатертью или без нее, темно вишневый или из березового шпона.
Каждый писатель стремится к тому, чтобы образ, созданный в его воображении, как можно с большей точностью через словесную ткань книги воспроизвелся в голове читателя. Для этого существует множество приемов. Мураками использует отсыл к известным поп, рок, джазовым, классическим произведениям.
Если Маруками пишет, что герой ночью едет на своей потрепанной «Тойоте» в пригороде Токио, идет непроглядный дождь с которым еле справляются дворники и из приемника доносится ранний Боб Дилан, то человек никогда не слышавший этого Дилана и не знающий о чем он поет, вряд ли сможет «воспроизвести» эту картинку. Написав – он насвистывал отрывок из «Сороки-воровки» - Мураками сказал нам все о настроении героя в то утро, даже о мотивации его дальнейших поступков. Сколько человек, пробежавших глазами по этому абзацу, поняли это?
***
Однако, оставим нравоучения и вернемся к книгам Мураками.
Одну и ту же идею можно выразить множеством способов. Она как кристалл, отражающийся во множестве зеркал.
Мураками в «Охоте на овец» идею тоталитарности выразил через овцу, вселяющуюся в головы людей. И бессмысленно спрашивать, что обозначает конкретно эта овца. Она всего лишь одно из отображений идеи.
Другой вопрос - Человек-овца. Его истинное предназначение проявится только в «Dance, dance, dance…». Хотя и трудно представить современному человеку (разве что по историческим фильмам), что когда-то в качестве посредника при связи двух телефонных абонентов использовался человек, замыкавший клеммы на коммутаторе.
Правда, что символизируют уши подруги главного героя, я и сам не понял. Она появляется только в этом романе. В отличие от отеля «Дельфин», который станет главным героем в «Dance,…».
***
Смысл прозы Мураками можно охарактеризовать словами из того же «Dance,…». Танцуй и не останавливайся. Живи в ритме танца.
Его стиль прозвали джазовым. Неожиданные вариации на старые, избитые темы. Еще его можно назвать «джазовым дзеном». Выражением философии, где в отличие от Запада нет четкого разделения на Добро и Зло. В дзене нет Зла как такового, точнее оно не персонифицировано. Его необходимое уравновешивающее место занимает Пока Непознанное в Самом Себе.
***
Понять до конца Мураками можно только прожив определенную часть жизни. Ближе к середине. Только тогда можно понять, что это такое - «танцующий жизненный стиль», потому что появляется точка отсчета. Есть с чем сравнивать.
Мураками постарался написать вариант мечты идущих по кругу - работа, дом, изредка отдых. Мира, где:

«Женщины ищут
И находят лишь старость,
Где мерилом работы
Служит усталость».
(Сказано в другое время и в другом месте, но о том же самом).

Для не имеющих этого опыта Мураками скорее всего сейчас останется местом, в которое стоит вернуться лет через десять, пятнадцать.»

В дополнении несколько цитат из заметок Дмитрия Коваленина – переводчика Мураками.
«И вот тут мы, возможно, подходим к главному секрету популярности Харуки Мураками. Фактически это - первый японский писатель нового времени (80-90-х гг.), который открыто предлагает молодежи, ни много ни мало, "героя своего времени" с прочувствованной и осознанной позицией. Позиция эта настолько ярка и индивидуальна, а подача ее - настолько джазово-ненавязчива, что, с одной стороны, не может не "входить как нож в масло" в психику японской молодежи, измотанной доктринами "группового сознания", а с другой стороны - не может не раздражать апологетов этих доктрин. Ведь отличительная черта характера протагонистов Мураками (невольно напрашивается аналогия с героями братьев Стругацких) - это их имманентная непродажность.
Они неуютны для окружающих и непригодны для классической "приличной жизни". Они не признают дутых авторитетов и не очень-то заботятся о собственном будущем. Что бы с ними ни происходило, "эти странные люди" хотят оставаться людьми в самых нечеловеческих ситуациях - и в переносном, и (на страницах "Овец") в буквальном смысле слова. Оставаться живыми - пусть даже их поступков некому понять и оценить. А если придется - то и ценою собственной жизни.»

И еще:
«При чтении его прозы возникает чувство, будто разглядываешь мастерски выполненный фотоколлаж из фрагментов реальности вперемежку со сновидениями, а в ушах постоянно звучат, переплетаясь друг с другом, фразы музыкальных произведений. Образы и метафоры в тексте по-дзэнски внезапны и по-символистски точны, языковой поток пульсирует смысловыми синкопами, оглавления напоминают обложки джазовых пластинок, а сюжет будто расщепляется на несколько партий для разных инструментов, импровизирующих на общую, не сразу уловимую тему в духе Чика Кориа или Арта Блэйки. Музыкализация текстового потока - назовем это так - прием, знакомый нам больше по испаноязычной литературе (Лорка, Борхес, Маркес, Кортасар), - приносит удивительные плоды на почве традиционного японского эстетизма. "Джазовый дзэн"? "Дзэновый джем"? Так или иначе, но именно в этом измерении, на неуловимом стыке Востока и Запада - маргинально-условном, как тональность си-диез - импровизируют свои жизни герои Мураками. Их поступки, мысли и судьбы (как и общее развитие сюжета), невозможно предугадать, руководствуясь законами какого-то определенного литературного жанра. Они и сами не ведают, что с ними будет даже через час, не стремятся это узнать и не строят никаких планов на будущее. Они плывут по течению, не пытаясь ни перенять, ни изменить дикий джаз окружающей жизни - но при любых, самых жестких диссонансах сохраняют свой стиль игры.»

@темы: Рецензии, Харуки Мураками, Литература

---

Проблема верволка в средней полосе

Повесть «Проблема верволка в средней полосе» желательно прочитать перед тем, как вы примитесь за «Священную книгу оборотня», ибо в ней закладываются основы сюжета развитого в этом романе.

***

Виктор Пелевин
«Проблема верволка в средней полосе»

Однажды Саша проснулся, и ему зачем-то очень захотелось увидеть фотографию волка. Он искал ее по всем книгам. Что-то хотел проверить… А потом забыл что. Но зато увидел в детской энциклопедии фотографию с очень красивым деревенским видом. Внизу стояла подпись – деревня Коньково, главная усадьба колхоза-миллионера.
Саше почему-то очень захотелось посетить это место. В воображении его он ссаживался с плоскодонного речного теплоходика, доходил до деревни и видел сидящих на завалинках выживших из ума старух и тихо играющих в шахматы бритых стариков. В общем, Тверской бульвар, только заросший подсолнухом и с мычащими вдалеке коровами.
Действительность оказалась намного проще и недружелюбнее. Саша проклял татарское слово «колхоз» и американское – «миллионер», убедившись до чего разным может быть на фотографии и в жизни один и тот же вид.
Начинало темнеть. До электрички его отказались везти все проходящие машины. Решившись идти пешком, Саша заблудился в лесу и оказался свидетелем необычной сцены.
На большой ночной поляне стояло в беспорядке штук шесть машин и горел небольшой костерок, вокруг которого стояли люди разного возраста и по разному одетые, некоторые с бутербродами и с бутылками в руках.
У костра стоял военный. Его все обходили стороной, и он иногда поднимал руки к луне. Несколько человек были в костюмах с галстуками, будто приехали не в лес, а на работу. Все это дополнялось завываниями хриплых мрачных труб, доносившимися из магнитофона и воткнутым в центре поляны деревянным шестом с насаженным на него волчьим черепом.
- Эй, - сказал сзади тихий голос.
Саша похолодел. Он медленно обернулся и увидел девочку в спортивном костюме с адидасовской лилией на груди.
Лена, так звали девочку, быстро выяснив историю появления Саши, порекомендовала ему идти к костру и сказать, что он услышал зов.
Новенькому дали заполнить анкету, накормили бутербродами, а потом он сделал глоток эликсира. Резкий растительный запах усилился и заполнил Сашину пустую голову – как будто она была воздушным шариком. Его неудержимо понесло вверх, пока он не лопнул, направившись к земле. Оказавшись на твердой поверхности, Саша широко махнул хвостом, поднялся с брюха на лапы и тихо завыл. Он превратился в волка.
А дальше события стали развиваться со скоростью бега волка. В конечном итоге Саша стал полноправным членом стаи, победив некого Николая Петровича, опустившегося до шатания с местными собаками по деревенским помойкам.
В общем, Николсон с его превращениями отдыхает. Кроме этого, есть над чем задуматься и над чем посмеяться.

@темы: Рецензии, Пелевин, Литература

---

Затворник и Шестипалый

«Затворник и Шестипалый» - одно из моих любимых произведений у Пелевина. Оно написано в его «золотой период», когда главным побудительным мотивом творчества было желание донести свои мысли до других. После прочтения оставалось явное ощущение, что автор показал в лучшем случае десятую часть мира продуманного и отстроенного в собственном воображении. Прибавив к этому иной взгляд на «вечные темы», волнующие, наверное, каждого человека, получались необходимые и достаточные условия помещения его книг на полку достойную прочтения.

На мой взгляд, последним значительным произведением «золотого периода» был роман «Generation «П». Все последующее – вариации на уже до этого сказанное.

***

Виктор Пелевин
«Затворник и Шестипалый»

Как выглядит Чайка по имени Джонатан Ливингстон по-русски? Оказывается – курицей. И не просто курицей, а с шестью пальцами на каждой лапе. Отсюда прозвище – Шестипалый.
Но русская Чайка не одинока. У нее есть друг и наставник – Затворник. У него всего по пять пальцев на лапах, но зато он прожил много циклов и указал Шестипалому Цель.
Что может хотеть курица больше всего – конечно летать. Но если бы Пелевин написал повесть о том, как две курицы тренируя свои крылья поднятием гаек и деталей от кормушки, научились летать, то это бы был не Пелевин.

Начнем с модели мироздания.
«Наш мир представляет собой правильный восьмиугольник, равномерно и прямолинейно движущийся в пространстве. Здесь мы готовимся к решительному этапу, венцу нашей жизни. По периметру мира проходит так называемая Стена Мира, объективно возникшая в результате действия законов жизни. В центре мира находится двухъярусная кормушка-поилка, вокруг которой издавна существует наша цивилизация. Положение члена социума относительно кормушки-поилки определяется его общественной значимостью…
За областью социума находится великая пустыня, а кончается все Стеной Мира. Возле нее ютятся отщепенцы.
- Понятно. Отщепенцы. А бревно откуда взялось? В смысле то, от чего они отщепились?
- Ну ты даешь… Это тебе даже Двадцать Ближайших не скажут. Тайна веков».

А вот более глобальное описание.
«Вселенная, где мы с тобой находимся, представляет собой огромное замкнутое пространство. Всего во вселенной есть семьдесят миров. Эти миры прикреплены к безмерной черной ленте, которая медленно движется по кругу. А над ней на поверхности неба, находятся сотни одинаковых светил.
В каждом из миров есть жизнь, но она не существует там постоянно, а циклически возникает и исчезает. Решительный этап происходит в центре вселенной, через который по очереди проходят все миры. На языке богов он называется Цехом номер один».

Плавно перейдем к модели социума.
«Всегда поражался как здесь все мудро устроено. Те, кто стоит близко к кормушке-поилке, счастливы в основном потому, что все время помнят о желающих попасть на их место. А те, кто всю жизнь ждет, когда между стоящими впереди появится щелочка, счастливы потому, что им есть на что надеяться в жизни. Это ведь и есть гармония и единство».

Неприятно, но поговорим о конце.
«После смерти нас, как правило, ввергают в ад. Я насчитал не меньше пятидесяти разновидностей того, что там происходит. Иногда мертвых рассекают на части и жарят на огромных сковородах. Иногда запекают целиком в железных комнатах со стеклянной дверью, где пылает синее пламя или излучают жар добела раскаленные металлические столбы. Иногда нас варят в гигантских разноцветных кастрюлях. А иногда, наоборот, замораживают в кусок льда. В общем, мало утешительного».

А теперь о главной цели.
«- А что такое полет?
- Точно этого не знает никто. Единственное, что известно, - это то, что надо иметь сильные руки. Поэтому я хочу научить тебя одному упражнению. Возьми две гайки…
- А ты уверен, что так можно научиться летать?
- Нет. Не уверен. Наоборот, я подозреваю, что это бесполезное занятие.
- А зачем тогда оно нужно? Если ты сам знаешь, что оно бесполезно?
- Как тебе сказать. Потому что, кроме этого, я знаю еще много других вещей, и одна из них вот какая – если ты оказался в темноте и видишь хотя бы самый слабый луч света, ты должен идти к нему, вместо того чтобы рассуждать, имеет смысл это делать или нет. Может, это действительно не имеет смысла. Но просто сидеть в темноте не имеет смысла в любом случае. Понимаешь в чем разница?
- Мы живы до тех пор, пока у нас есть надежда, - сказал Затворник. – А если ты ее потерял, ни в коем случае не позволяй себе догадаться об этом. И тогда что-то может измениться. Но всерьез надеяться на это ни в коем случае не надо».

Совсем немного о богах.
«Затворник оглянулся и к чему-то прислушался.
- Хочешь на богов посмотреть? Неожиданно спросил он.
- Только, пожалуйста, не сейчас, - испуганно ответил Шестипалый.
- Не бойся. Они глупые и совсем не страшные. Ну гляди же, вон они.
По проходу мимо конвейера быстро шли два огромных существа – они были так велики, что их головы терялись в полумраке где-то под потолком. За ними шагало еще одно похожее существо, только пониже и потолще.
- Слушай, еле слышно прошептал Шестипалый, - а ты говорил, что ты знаешь их язык. Что они говорят?
- Эти двое? Сейчас. Первый говорит: «Я выжрать хочу». А второй говорит: «Ты больше к Дуньке не подходи».
- А что такое Дунька?
- Область мира такая.
- А… А что первый хочет выжрать?
- Дуньку, наверное, - подумав ответил Затворник.
- А как он выжрет область мира?
- На то они и боги.
- А эта, толстая, что она говорит?
- Она не говорит, а поет. О том, что после смерти хочет стать ивою. Моя любимая божественная песня, кстати. Жаль только, я не знаю, что такое ива.
- А разве боги умирают?
- Еще бы. Это их основное занятие.
Двое пошли дальше. «Какое величие!» - потрясенно подумал Шестипалый».

А дальше Шестипалый сам стал богом, только у куриц, естественно. Такой чести он удостоился за кусок синей изоленты на ноге и особое внимание «больших богов» к его шестиножью. Он сидел на соломенной горке в центре очередного социума и продолжал размышлять с Затворником о природе полета. Даже приближение Страшного Супа не выводило его из равновесия. Чтобы развлечься, он стал выступать с малопонятными темными проповедями, которые буквально потрясали паству. Однажды он в порыве вдохновения описал приготовление супа для ста шестидесяти демонов в зеленых одеждах в таких мельчайших подробностях, что под конец не только сам перепугался до одури, но и сильно напугал Затворника, который в начале его речи только хмыкал. Многие из паствы заучили эту проповедь наизусть, и она получила название «Околепсиса Синей Ленточки» - таково было сакральное имя Шестипалого.
Но всему приходит конец. И от помещения в музей ног Шестипалого спасло только его умение летать, выработанное упорными тренировками крыльев с помощью деталей от разобранной кормушки.
Вот такая получилась Чайка по имени Джонатан Ливингстон.

Я сомневаюсь, что после прочтения этой повести вы будете есть курицу.

@темы: Рецензии, Пелевин, Литература

---

Слово о книгах - 3

Литературу можно сравнить с текущей по ландшафту человеческой культуры рекой. Русло этой реки образуется мейнстримом – основным на данный момент направлением. Например, в качестве такового сейчас выступает интеллектуальный детектив.
Но эта река не будет глубоководной и широкой, если её постоянно не будут подпитывать множество вливающихся ручейков, а по берегам не будут стоять огромные валуны, из-под которых бьют живительные родники.
Столь образно мы изобразили необходимые составляющие любой полноценной литературы. Валуны-первоисточники – это произведения или все творчество авторов, которые основали целое направление, раскрыли нетронутый пласт, в который устремилось множество последователей. Высота их обычно столь значительна, что незримо или напрямую цитируясь, они присутствуют в литературе еще очень долгое время после своего появления. К таковым, несомненно, можно отнести, например, «Гаргантюа и Пантагрюэль», творчество Кафки... (Кстати, о существовании последнего мир узнал случайно – душеприказчик покойного не выполнил завещание. Он должен был уничтожить все лежащие в столе рукописи, а вместо этого опубликовал их, явив миру нового гения литературы).
Ручейки – это необходимые крайности, через текст которых порой очень трудно пробраться и, наверное, в большей степени адресованные собратьям по цеху, чем читателям. Но эти крайности становятся необходимым элементом мейнстрима, который на своем пути обволакивая их, ассимилирует в себя некоторые элементы. В качестве примера можно привести и поток сознания Джеймса Джойса, и творчество Велемира Хлебникова, А. Ремизова, Игоря Северянина.
О необычные книгах в творчестве авторов мы уже писали ниже

Немного уточним нашу модель. Литература, конечно, состоит не только из одного мейнстрима. Это скорее самое мощное и глубоководное течение внутри общего потока, но только часть его.
В любом случае, человеку необходимы какие-то ориентиры, путеводители по этому миру. Учитывая, что критика в настоящее время явление скорее маргинальное, ее место постепенно занимают всевозможные виды рекомендаций.
Попробуем и мы внести свой голос в нестройных хор рекомендующих.
Не ограничивая себя какими-либо рамками, я буду публиковать небольшие заметки о книгах или всем творчестве того или иного писателя, используя для этого как свои впечатления, так и понравившееся мнение других.
Примерный первоначальный план таков – Виктор Пелевин, Харуки Мураками, Павел Крусанов, Альберт Камю, Владимир Набоков, Джон Фаулз, Умберто Эко, Герман Гессе, Джон Браун...

Принимаются заявки на продолжение этого ряда.

@темы: Размышлизмы, Литература

---

Слово о книгах - 2

Книга – это произведение искусства, в котором важно не только, что сказано, но и как сказано. Увы, 90 с лишним процентов читателей видят в ней (как и в живописи) только сюжет. Причина проста. Во-первых, нас не учат восприятию текста как текста. А, во-вторых, чтобы оценить написанное, надо хотя бы раз попытаться самому что-то изваять. Когда вы мучительно будете биться над корявыми фразами, тавтологией, мучительно ползущим действием, или словами, присутствие которых в стихотворной строчке определяется скорее рифмой, чем смыслом, тогда вы действительно сможете оценить уровень профессионала.
Но умение расставлять в правильном порядке слова еще не создает книгу. Графоман это умеет делать в совершенстве. Но он пишет только слова и ничего кроме слов. В них отсутствует чувство, а, следовательно, тот элемент заразительности, который и создает литературу.

«Бернарда Шоу однажды спросили, считает ли он, что Дух Святой написал Библию. И Шоу ответил: «Всякая книга, которая стоит того, чтобы ее перечитывали, создана Духом». То есть книга должна идти дальше, чем того хочет автор. Цель автора – всего лишь человеческая цель, автор может ошибаться, но в книге должно быть что-то большее».
(Х.Л. Борхес. Цикл «Думая вслух» - «Книга»)

«Графоман берется за перо, чтобы бороться со злом, которое он видит в окружающей жизни.
Талант, понимая относительность возможностей человека, несколько воспаряет над жизнью и не ставит перед собой стольких коренных задач.
Гений, воспарив на еще более головокружительную высоту, оттуда неизбежно возвращается к замыслу графомана. Гений кончает тем, с чего начинает графоман.»
(Ф. Искандер «Моцарт и Сальери»)

Надо все-таки признаться, что сами литераторы расходятся во мнении о первичности «что» или «как» (не отрицая важности обоих факторов).

«Проза – это способ любой ценой выразить мысль. Все остальное лишь украшательство.»
(Жан Кокто «Голос Марселя Пруста»)

«... Литератор всегда обращается к конкретному слушателю, живому представителю эпохи... Содержание литератора переливается в современника на основании физического закона о неравномерных уровнях. Следовательно, литератор обязан быть «выше», «превосходнее» общества. Поучение – нерв литературы... Другое дело поэзия. Поэт связан только с провиденциальным собеседником. Быть лучше своей эпохи, лучше своего общества для него не обязательно...»
(О.Мандельштам «О собеседнике»)

И с другой стороны Владимир Владимирович Набоков:
«Для меня рассказ или роман существует, только поскольку он доставляет мне то, что попросту назову эстетическим наслаждением, а это, в свой черед, я понимаю как особое состояние, при котором чувствуешь себя – как-то, где-то, чем-то – связанным с другими формами бытия, где искусство... есть норма. Все остальное это журналистская дребедень. Либо, так сказать, Литература Больших Идей, которая, впрочем, часто ничем не отличается от дребедени обычной, но зато подается в виде громадных гипсовых кусков, которые со всеми предосторожностями переносятся из века в век.»
Вл. Набоков – Авторское предисловие к «Лолите»

Читать Набокова – значит получать удовольствие от «полноценного», интеллигентного, образного, метафоричного, аллитеративного русского языка.
Беру наугад с полки первую попавшуюся книгу – «Дар».
«Облачным, но светлым днем, в исходе четвертого часа, первого апреля 192... года (иностранный критик заметил как-то, что хотя многие романы, все немецкие например, начинаются с даты, только русские авторы – в силу оригинальной честности нашей литературы – не договаривают единиц), у дома номер семь по Танненбергской улице, в западной части Берлина, остановился мебельный фургон, очень длинный и очень желтый, запряженный желтым же трактором с гипертрофией задних колес и более чем откровенной анатомией. На лбу у фургона виднелась звезда вентилятора, а по всему его боку шло название перевозчичьей фирмы синими аршинными литерами, каждая из коих (включая и квадратную точку) была слева оттенена черной краской: недобросовестная попытка пролезть в следующее измерение».

Хотя Набокову не чужда и «литература идей», когда он пишет свои лекции о Гоголе, Пушкине, Сервантесе или разбирает по косточкам «Евгения Онегина».

@темы: Размышлизмы, Литература

---

Наконец-то!

Пришло в виде спама:

"До принятия Государственной Думой РФ закона “О рекламе” две недели !

Статья 18-я этого законопроекта полностью запрещает массовые рекламные рассылки.

Антимонопольное ведомство вводит штраф для рекламируемых в рассылках предприятий в размере 500 000 рублей."



Ура! Мой почтовый ящик вздохнет с облегчением!

---

Слово о книгах - 1

Хорхе Луис Борхес, в своем цикле «Думая вслух» - в эссе посвященном книгам писал, что они являются продолжением нашей памяти и воображения. Он, как и Генри Миллер («Тропик Рака») боготворил их.

Миллер как-то позвонил своему знакомому владельцу крупного нью-йоркского книжного магазина и поинтересовался, покупают ли сейчас книги.
- Несомненно, - ответил тот.
- И что же чаще всего берут? – не унимался Генри.
- Два метра зеленых и полтора красных, - ответил торговец.

***

Так почему же мы читаем книги и уважаем, иногда доходя до стадии восхищения, их создателей?
Жан Кокто по этому поводу высказал интересную мысль:
«Читать самого себя – вот чего хочет читатель. Если ему что-то нравится, он читает и думает, что сам написал бы то же самое. Он может даже обидеться на книгу, если она сказала вместо него то, да чего он не додумался, но что он, уж конечно, сказал бы лучше.
Чем больше книга затевает нас за живое, тем хуже мы читаем ее. Мы сливаемся с ней и переделываем ее на свой лад. Поэтому, когда мне хочется убедить себя, что я умею читать, я выбираю книги, чуждые моей натуре. ..
Мы все – больные и умеем читать только те книги, которые рассказывают нам о наших болезнях.»
(Жан Кокто «О себе»)

«... Я думаю, мало кто отдает себе отчет в том, что чужие переживания неизбежно для нас заразительны...» - мудро заметил Платон в «Государстве».

Мы покупаем свои и чужие переживания, покупаем другой взгляд на мир. Если в живописи ценность картины при всех прочих условиях определяется её единственностью, то в литературе наоборот – «множественностью» - способностью вызвать отклик у как можно большего числа читателей.

Что захватывает нас при соприкосновении с текстом достойного прочтения произведения. Прежде всего, мир созданный автором, увиденный им и переданный потоком слов настолько ярко и завораживающе, что мы, сами того не замечая, погружаемся в него с головой. Это похоже на фильм с закадровым переводом. В начале звучащий текст перевода отделен от произносящего его героя, но через несколько минут происходит слияние. Остается только голос переводчика, и даже не сам голос, а то, что он говорит.

До сих пор спорят - испытывал ли Кастанеда описываемое им на протяжении девяти томов, или это только были его фантазии, основанные на случайно найденных записях мексиканского мага. На самом деле отсутствует сам предмет спора. Не важно, что явилось первотолчком. Главное, что результат получился настолько захватывающим, что мы через его книги входим в мир нагвалей, управляемых снов, эманации Орла, совершая каждый свое путешествие в Икстлан.

Б. Пастернак. Письмо к Цветаевой от 20. IV.26 г.
«... писателя и текст создает третье измерение – глубина, которая подымает сказанное над страницей, и что важнее – отделяет книгу от автора.»

Часто образы созданные писателем настолько заразительны, что входят в наш повседневный обиход, превращаются в часть нашей жизни. Писатели становятся как бы их Проводниками в мир людей, получая в конечном итоге свое вознаграждение – Покой.
Книга живет пока её помнят и читают. Хотя древние греки и римляне видели в книге только суррогат устного слова. Они считали, что написанное слово жестко и мертво. Ни Пифогор, ни Сократ, ни даже Христос принципиально ничего не записывали.
Слово записанное – догма, сказанное – основа. На Востоке до сих пор существует представление, что книга не должна раскрывать суть вещей, а должна только направлять нас.
Чтение – это всегда интимный процесс, акт личного действия и когда он становится навязанным или публичным, то неизбежно вызывает отторжение. Каждый из нас может легко подтвердить это, вспомнив школьный курс литературы.

Г.К. Честертон очень точно выразил эту мысль в своей статье «Льюис Кэрролл»:
«Эта книга, без которой не может считаться полной ни одна библиотека джентльмена; книга, которую потому он никогда не рискнет снять с полки».
Имелась в виду «Алиса в Стране Чудес».

@темы: Размышлизмы, Литература

---

Добро и Зло - 4

Необходимо различать моральные и нравственные нормы человеческого бытия. Нравственные законы более глубинны по сравнению с моральными. Они позволяют сохраняться человечеству как виду. Не убий, плодитесь и размножайтесь – нравственные нормы универсальные для любого социума.

Мораль, закрепляя отношение социума, государства, нации, сообщества к окружающей действительности, содержит как относительно устойчивые нравственные нормы, так и множество преходящих, исторических, локальных положений. И возникает все тот же вопрос применения ее норм, когда весь опыт исторического развития показывает, что осуждаемое и порицаемое сегодня, завтра становится нормой жизни.

Естественно, не стоит забывать, что мораль всегда обслуживает чьи-то интересы, часто сама вступая в противоречие с нравственными законами. Многие войны оправдываются высшими идеалами справедливости, нарушая первичный нравственный закон – «не убий».

Даже отнятие жизни за убийство другого на самом деле несет в себе долю несправедливости. Убийство себе подобного противоречит человеческой природе и, если все-таки это случилось, то общество тоже виновно в этом деянии.

Но вернемся к моральным и нравственным основам бытия.

Нравственная составляющая, преломляясь через высшую целесообразность, заставляет меняться нормы морали.

Сокращение рождаемости в америко-европейской части человечества напрямую затрагивает интересы человечества как вида. Исчезновение из бизнес-оборота ренты и рентного образа жизни привели к резкому увеличению занятости мужчин. Как следствие они стали обращать меньше внимания на женщин, что привело к обострению конкуренции в их среде.

Если в XIX веке сексуальным считался уже вид одной женской ножки на десяток сантиметров выглядывающей из-под платья, то сейчас в летнее время женская одежда часто носит символический характер. И мораль вынуждена либо не замечать этого, либо как-то оправдывать, потому что такое поведение способствует повышению деторождаемости.

Заметьте, в странах с высокой рождаемостью или гарантированной встроенностью женщины в брачные отношения женская одежда гораздо более консервативна.

@темы: добро и зло

---

Добро и Зло - 3

«И мне жаль, - подтвердил неизвестный, сверкая глазом, и продолжал: - Но вот такой вопрос меня беспокоит: ежели Бога нет, то, спрашивается, кто же управляет жизнью человеческой и всем вообще распорядком на земле?

- Сам человек и управляет, - поспешил сердито ответить Бездомный на этот, признаться, не очень ясный вопрос.

- Виноват, - мягко отозвался неизвестный, - для того, чтобы управлять, нужно как-никак, иметь точный план на некоторый, хоть сколько-нибудь приличный срок. Позвольте же вас спросить, как же может управлять человек, если он не только лишен возможности составить какой-нибудь план хотя бы на смехотворно короткий срок, ну лет, скажем, в тысячу, но не может ручаться даже за свой собственный завтрашний день? ...».



Образ мышления современного человека (и не только человека, но целых государств) можно охарактеризовать принципом проецирования на будущее положений и постулатов из прошлого. При этом как-то опускается из виду, что к моменту наступления этого будущего могут значительно измениться как субъекты, так и объекты - окружающая действительность.

Когда жизнь текла более-менее равномерно, изменением объекта можно было пренебречь. Но 20 век начался с лошадей, примитивных этажерок-самолетов и «Прибытия поезда», а закончился авиацией, космосом, атомным оружием, попутно вместив в себя несколько кровопролитных войн. Человечество вступило в экспоненциальную фазу технического развития. Окружающая среда меняется столь стремительно, что проецирование прошлого опыта уже может привести к серьезным ошибкам.

Мораль в большей части своих положений – посмертна. Она консервирует уже сложившиеся, устоявшиеся отношения. Но сразу же возникает вопрос – как относиться ко всему новому, которое по замечанию С.Аветисяна всегда аморально, потому что противоречит сложившимся стереотипам. (Во времена Коко Шанель носить брюки было пощечиной общественному вкусу).

В Советском энциклопедическом словаре в определении «Морали» присутствует одна интересная фраза – «В отличие от простого обычая или традиции нравственные нормы получают идейное обоснование в виде идеалов добра и зла, должного, справедливости и т.п.». То есть Добро и Зло фактически являются оценочными критериями верхнего уровня общности и применяются, когда необходимо закрепить де-факто сложившиеся правила или осмыслить новые явления социальной (и не только) жизни.

Но человечество, увы, до сих пор не выработало универсальных принципов своего существования, включая и моральные устои. Каждая религия, каждое государство, иногда даже локальный социум понимает их по своему.

Конечно, существуют граничные условия, например, угроза физическому существованию человека, которые могут служить естественными ограничителями. Но, во-первых, хотя ценность человеческой жизни постоянно повышается и благополучие нации или государства оценивается по продолжительности жизни их подданных, для убеждения других в правильности своего миропонимания, а, следовательно, и моральных устоев, слишком часто прибегают к военной силе с неизбежно присущими ей потерями. А, во-вторых, существует достаточно большое количество действий, оцениваемых моралью, но не представляющих угрозу человеческому существованию.

Что же мы имеем в сухом остатке. Стремительное развитие окружающей человека среды и расширение его возможностей требует осмысления этих явлений с моральной точки зрения. Однако, до сих пор человечество владело только одним способом этого осмысления – проецирование прошлого опыта на будущие отношения. Это проецирование работает, когда правила применяются к ситуации со схожими условиями. Если же изменения превышают некий порог игнорирования, необходимо опираться на принципы и понятия, обладающие уже большей степенью общности. В качестве таковых логично могут выступить категории Добра и Зла, но они не имеют универсального характера для всего человечества.

Выход из этой ситуации стандартен и давно применяется в естественных науках. Это всемогущий «метод тыка» или в более цивилизованной фирме – «метод проб и ошибок». В качестве критериев истины и естественных ограничителей, не позволяющих слишком далеко заходить в экспериментах, выступают угроза массового физического и социального уничтожения и, как это не парадоксально, фактор насыщения.

Аналогичная картина наблюдается и в бизнесе.

Можно производить товар, отталкиваясь от возможностей производителя. Стандартный путь в этом случае таков: пробная партия – анализ реакции – коррекция – массовое производство или снятие с производства. Основной способ продвижения продукции в этом случае – «продавливание» и «навязывание» всеми видами воздействия на потенциального приобретателя, чаще всего с помощью рекламы.

Второй путь отталкивается от потребностей потребителей. Вначале выясняются их проблемы, а затем уже конструируется товар, «закрывающий» эти потребности. Основной способ продвижения – «убеждение» в необходимости приобретения.

Современное миропонимание – это в большей степени мир производителей.

Америка выработала некие критерии «правильного мира» в виде осей Зла и Добра, и, пока ей хватает ресурсов, пытается навязать их остальному человечеству. Модель регулярно дает сбои – Ирак, Афганистан, противостояние с мусульманским миром, но корректировка ее наступает только когда число погибших американцев превысит некий порог, выработанный общественным самосознанием, или, когда американский народ пройдет фазу насыщения и усталости от никак не решаемой проблемы (Яркий пример тому – Вьетнам).

На другом полюсе миропонимания – «клиентоориентированное» государство, нацеленное на выявление потребностей своих (и не только своих) подданных и удовлетворение их. Вероятно, краткосрочная силовая фаза допустима, но главное – что происходит после нее. «Навязывание» своих представлений о мире чаще всего вызывает отторжение (наглядный пример тот же Ирак), а выстраивать политику от потребностей, менталитета, моральных устоев основной массы людей у нас еще не научились.

Потребности любого человека достаточно конкретны – здоровье, безопасность, уровень жизни, социальная, культурная, национальная, религиозная идентификация и т.д. В принципе, можно разработать критерии оценки каждого этого параметра, чтобы сказать людям – сейчас мы находимся на данном уровне, но мы сделаем то-то и то-то, чтобы достичь вот этих показателей. Но этот процесс гораздо более трудоемкий, чем навязывание принципов, работающих на какой-то части Земли, с надеждой, что после их воплощения все сразу самоорганизуется.

Если посмотреть глобально на мир, то человечество вступает в фазу «новых крестовых походов», когда более сильная сторона не только завоевывает территорию, но и пытается навязать свое мировоззрение, а значит, в конечном итоге, и нормы морали.

Чем оправдывается такое поведение? Прежде всего, собственной безопасностью и благополучием. Фактически, мы имеем дело с попыткой морального оправдания благополучия одной отдельно взятой нации или территории за счет ущемления интересов других наций и территорий.

Сколько еще должно погибнуть людей, чтобы человечество насытилось этим подходом?

@темы: добро и зло

---

Добро и Зло - 2

Роберт Пенн Уоренн
«... Ты должен делать добро из зла, потому что его больше не из чего делать.»

Любой человек должен ответить для себя на вопрос - что такое Добро и что такое Зло? Даже, если он делегировал большую часть процесса этого определения обществу, религии, et cetera.
Я уже писал, что текущая жизнь скорее нейтральна к этическим нормам, но в переломные моменты, когда многое зависит от принятого решения, человек должен на что-то опереться. И вот тогда оказывается, что те смутно, часто неявно сформулированные нравственные принципы имеют огромную силу и преступив их, то ли с силу ложно понимаемой выгоды, то ли по слабости характера, человек теряет часть самого себя. Происходит разрыв самоидентификации, который неизбежно скажется в будущем, ибо рвется цепочка, связывающая с прошлым «я». Что толку от того, что ты завоевал весь мир, а душу свою поранил? («Какая человеку польза, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит? Матф., 16:26).

Вспоминается один глупый американский фильм, существование которого оправдано, только, по-моему, затронутой дилеммой. Отец пропавшего без вести во Вьетнаме сына собирает команду из его бывших сослуживцев, чтобы найти тайные лагеря военнопленных. Один из них уже имеет свой бизнес, жену, детей и, естественно, отказывается от рискованного путешествия. Но в последний момент он все-таки приезжает в аэропорт, потому что с этим отказом надо будет жить всю оставшуюся жизнь. Это был его выбор, и он погибает во Вьетнаме.

***
Но вернемся к нашим исходным понятиям – Добру и Злу. Мы еще не определились с первой частью этого противостояния. Добро, в принципе, можно определить с точностью до наоборот – это возможность свободы действий и выбора, факторы, способствующие физическому и социальному существованию человека как вида, увеличению его владения. При этом Добро с точки зрения конкретного индивида может считаться общественным Злом.

Вообще, грань между этими понятиями весьма и весьма относительна. Это хорошо понимали древние китайцы, которые всегда добавляли «ложку Зла» даже в олицетворение абсолютного Добра.

В «Путешествии на Запад» Танский монах, четырнадцать лет добиравшийся с постоянным риском для жизни до Будды Татагаты, был безжалостно надут его учениками Ананду и Касьяпу за то, что не преподнес подарка. Естественно, Сунь Укун в конечном итоге разобрался с ними, но сам факт (а действие происходило в храме Раскатов грома) наводит на размышления.
В «Развеянных чарах» (первоисточник информации о лисах-оборотнях) кровопролитную войну затеяло земное воплощение Босоногого Будды.
Но понимание относительности абсолютных истин – удел немногих. Большинство предпочитают твердые, проверенные временем ориентиры и своды правил. Не знаю, что при этом действует – то ли закон рациональности, то ли еще какой фундаментальный принцип, но человек предпочитает думать на затронутую тему относительно редко – примерно раз в тысячу лет, а то и реже. Все оставшееся время он неукоснительно следует сделанным выводам и разработанным сводам правил.

Однако, экспоненциальное развитие человечества стало затрагивать не только его окружение, но саму человеческую сущность. А новые возможности должны быть осмыслены в моральных категориях. Сейчас перемены наступают с такой быстротой, что уже скоро, вероятно, потребуются специальные общественные институты по выработке новых моральных устоев.

@темы: добро и зло

---

Добро и Зло - 1

М. Булгаков «мастер и Маргарита»
(Воланд)
"... Ты произнес свои слова так, как будто ты не признаешь теней, а также и зла. Не будешь ли так добр подумать над вопросом: что делало твое добро, если бы не существовало зла, и как бы выглядела земля, если бы с нее исчезли все тени? Ведь тени получаются от предметов и людей. Вот тень от моей шпаги. Но бывают тени от деревьев и от живых существ. Не хочешь ли ты ободрать весь земной шар, снеся с него прочь все деревья и все живое из-за твоей фантазии наслаждаться голым светом?"

А. Камю «Падение»
"Мы хотим, чтобы нам сочувствовали, чтобы нас одобряли на избранном пути. В общем, нам хотелось бы избавиться от греха, не сделав ни единого усилия для очищения.
Нам в равной степени не хватает энергии и для Добра и для Зла.
... Данте допускал существование ангелов, сохранивших нейтралитет в ссоре между Богом и Сатаной. Он поместил их в предверии Ада – в Лимбе".

Афоризм.
"Добро минус зло получится ноль".

В большинстве религий главным носителем Добра и его олицетворением является Б-г. Соответственно, с противоположной стороны располагается носитель абсолютного Зла – Дьявол, Сатана и прочие наименования.
Но сразу же возникает вопрос, если мир создан Б-гом, т.е. одной из сторон, то откуда в нем наличествует Зло? Кроме этого, существует огромная армия атеистов и ученых, не признающих божественного создания вселенной, но вынужденных пользоваться этими морально-этическими категориями.
На мой взгляд, существует единственный способ снять это противоречие – признать, что силы, породившие этот мир, были безразличны к Добру и Злу.
Значит Ангелы Лимба оказываются самыми «правильными», самыми ангельскими созданиями, сохранившими свою приверженность творящей Первосиле.

Человек по природе своей дуалистичен. Он не может воспринимать моноистины, не имеющие своей противоположности, зеркального отражения. Добавив к этому вечное стремление к персонификации окружающего мира, получаем, что всякое положительное, в человеческом понимании, явление приписывалось к деяниям окружения Б-га, а отрицательное – Дьявола. В конечном итоге Б-г логично занял корневую директорию персонификации Добра.
Так что же такое Добро и Зло.
На персональном, бытовом уровне Зло – это любое ограничение свободы действий и угроза физическому существованию человека или, в более мягкой форме, ограничение его владения. При этом в силу ли слабости характера, в силу ли каких-то других причин, мы легче видим зло во внешнем окружении, чем замечаем его внутри себя.
Христос умело воспользовался этим, сняв неразрешимое, на первый взгляд, противоречие между законом, повелевающим побивать камнями за прелюбодеяние, и нравственным запретом на отнятие жизни.

В принципе, вера в чужое, внешнее зло, как первопричину событий, является одним из способов снятия с себя личной ответственности.
Но ярко выраженное зло, так же как и добро – скорее аномалии в течении жизни. Повседневное, рефлекторное воспроизведение жизненных функций не требует моральной оценки. Необходимость в ней возникает при появлении отклонений – проявление универсального закона управления и жизнью и бизнесом.

Однако, существуют учения и религии, которые попытались разрушить этот этический нейтралитет, перенеся моральную оценку не только на действия человека, но и на его мысли. Одна из стадий восьмеричного пути у буддистов – правильные мысли. В христианстве вспоминается только одно место из Евангелия от Матфея (5, 28) – «А Я говорю вам, что всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем».

@темы: добро и зло

---

Несколько слов о фильме «Мастер и Маргарита»

По утверждениям канала «Россия» фильм «Мастер и Маргарита» посмотрело 40 млн. человек. Прибавив к этому отклики в прессе и интернете и массовый спрос на роман в книжных магазинах – можно сказать, что произведение Булгакова стало на какое-то время главным событием, завладев умами многих людей.

Несколько мыслей выскажу и я.

Бортко в «Послесловии», в котором кроме него участвовали Бассилашвили, Мариэтта Чудакова, отец Кураев, рассказывали о своем отношении к фильму и Булгакову. Так вот, Бортко просто сказал – фильм, это его собственное прочтение романа. Кто бы сомневался!

Несомненно, он очень бережно отнесся к тесту, не перейдя тонкую грань дословного пересказа. Существует польская экранизация «Мастера и Маргариты», где текст повторяется один в один. Смотреть ее неимоверно скучно!

Но текст – это только слова и каждый произносит их по-своему. Скорее всего, у большинства читающих совпадет голос и интонации множества персонажей романа, когда они говорят на повседневные темы. (И даже в диалогах Га-Ноцри). Ведь люди, с поправкой на квартирный вопрос, в принципе, остались те же. Но Воланд стоит над временем, и это неизбежно должно было отразиться на его речи.

На мой взгляд, Бассилашвили слишком эмоционален. Его герой все уже видел и от всего устал. Он в вечном Дне Сурка. Меняются только лица, но людская суть остается все той же. Не мог он так жизнеутверждающе произносить «Рукописи не горят!». Он видел и читал их огромное количество и все они, по мудрому утверждению Борхеса, в чем-то повторяют друг друга. И только редкие исключения заслуживают внимания.

Но Воланд не знал до момента, пока Бегемот не подал ему стопку исписанных тетрадей, что перед ним исключение. Он всего лишь выполнял просьбу Королевы бала. Но прочтение поменяло их местами. Мастер стал главным, и Га-Ноцри просил именно за него.

Что может коллекционировать Воланд? Драгоценности, женщин, замки... Но для него это не представляет никакой ценности. Власть? Он и так ей владеет в полной отведенной ему мере. По-моему, он коллекционирует аномалии, отклонение от рационального поведения. И только он может придать им настоящую ценность сохранив и законсервировав. Мастер и Маргарита были драгоценностями этого года.

Мне кажется, эмоции в Воланде могут вызвать только предметы его коллекционирования. Во всем остальном должна царить скука и созерцание.

Есть еще одна большая тема, затронутая в романе, но никак дальше не развитая – покой. По-моему, тот же Кураев написал, что Мастер и Маргарита не могли попасть в Свет, потому что заключили союз с дьяволом. Трезвая мысль!

Но и промежуточное состояние без Добра и Зла с даром полета «на крыльях намерения» - высшая награда.

Но об этом поговорим в другой раз.



P.S. Мариэтта Чудакова – кумир 70-х и 80-х, один из основных биографов Булгакова, в этом «Послесловии» не смогла связно выразить свои мысли. Грустно.

@темы: Кино, О книгах и фильмах

---

Чувства и слова

М. Цветаева. Письмо к Б. Пастернаку от 23.V.26 г.
"... слово ведь больше, чем вещь: оно само – вещь, которое есть только – знак. Назвать – овеществить, а не развоплотить..."

М. Цветаева. Письмо к Р.М. Рильке, 14.VI.26 г.
"Когда я обнимаю другого, обняв его шею руками, это естественно, когда я рассказываю об этом, это неестественно (для меня самой!). А когда я пишу об этом стихи, это опять естественно. Значит, поступок и стихи меня оправдывают. То. Что между, обвиняет меня. Ложь – то, что между – не я. Когда я говорю правду (руки вокруг шеи) – это ложь. Когда я об этом молчу, это правда."

Евреи перед каждым написанием имени Б-га без огласовок (в сокращенном варианте) должны прочитать молитву и омыть руки. Полное имя произносится только священниками в дни праздников, когда их никто не слышит.
В их религии осталось преклонение перед Словом как актом творения. Не обозначения, но творения. Преклонение перед первым Словом, пронзившим собой все сущее.
И они до сих пор пытаются оградить хотя бы имя Б-га от повседневного истирания.

То, что не затрагивает чувства, неизбежно проваливается в постоянно сопровождающую нас Яму Небытия. В средневековье эмпирическим путем вывели, что, если во время казни, смотрящих на нее детей нещадно лупить, что они надолго запомнят эту сцену.
Мы повседневно потребляем груды слов только с одной целью – переработать их в своей голове, применить полученный результат и получить взамен толику чувств - в виде ли благодарности близких, собственного ли удовлетворения либо чего-нибудь третьего.

Слово всегда только часть. Одно даже мимолетное чувство требует для своего описания целые страницы оных. Умением описывать чувства подтверждается полноценность языка. До Пушкина по этой самой причине не было великосветского русского языка, его заменял французский. Он сотворил новый язык, сумев выразить до этого не выразимое.
Мне кажется, подобную революцию совершил в свое время «Аквариум». Сейчас трудно представить языковую среду того времени, но сложилось твердое убеждение, что славянская, распевная, долгая речь и рок не совместимы. Рок мог звучать только по-английски, с его рубленными фразами и короткими словами без нагромождения идущих друг за другом шипящих. И вдруг появляются Гребенщиков, Цой, которые заговорили на другом давно забытом русском. Конечно, они стояли на плечах гигантов – Высоцкого, Галича, бардов, но те не смогли сделать свой язык повседневным, а рок 80-х смог.

Но и эта эпоха уходит, неизбежно уступая место словесному застою, пока какая-нибудь очередная встряска, очередное сопротивление не обдерут со слов заскорузлую коросту.
Интересная мысль – уставший язык, переставший выражать хоть какие-то чувства, требует революций и потрясений с толпами пассионариев, отдающими свои жизни за пару маловыполнимых лозунгов.

Но человеческую речь подстерегают не только периодические спады и подъемы. Она меняется, уступая целые пласты другим способам отображения действительности. Сейчас уже не встретишь в книгах «словесных фотографий» - целых страниц посвященных описаниям природы или внешности – которыми так «грешила» литература XIX века. Современный обыватель с трудом понимает, зачем тратить несколько страниц на то, что можно один раз увидеть, забывая, что во времена творения этих произведений даже фотография была в зачаточном состоянии.
Современные книги – это поток действия. Мне уже кажется, что мы не дождемся нового Набокова, которого интересно просто читать, не важно о чем. Не дождемся книг, где словесная ткань имеет первородство перед сюжетом. Но много ли осталось людей, которые будут читать все это.
В школах скоро надо будет вводить курсы обучающих восприятию слова и умению говорить.
Но может быть это все неизбежно? Произошло просто разделение функций. Книга – для действия и сюжета, а последующая экранизация – для зрительного ряда. (Сейчас стараются экранизировать любое мало-мальски значимое произведение).
Кто знает? Пути Господни неисповедимы.

В начале было Чувство и Слово отобразившее его и по мощи равное ему!

@темы: Размышлизмы, Литература

---

Необычные произведения

Творчество любого автора подобно восхождению на гору. Все любят обсуждать первую фазу этого процесса – достижения вершины, забывая о неизбежном последующем спуске. Но речь пойдет не о неотвратимости движения вниз, а о том, что за, чаще всего непродолжительный отрезок времени пребывания наверху, рождаются произведения значительно отличающиеся от того что было создано до и, если остался срок, будет создано после. Некоторые эту вершину достигают в самом начале пути, некоторым везет больше – Б-г дарует им это перед самой смертью.

Иногда даже кажется, что автор позаимствовал у кого-то как минимум основу, настолько сотворенное по глубине отличается от всего остального. Хотя, вполне вероятно просто выплескивается наружу подспудная работа основополагающего закона бытия о переходе количества в качество и множество деталей, намеков, мыслей, разбросанных по наброскам и ранее написанному, соединяется в единую картину в момент Великого Прозрения. Последнее, как говорил Сократ, наступает, когда один из коней нашей души выбивается из общего строя, и мы на мгновение задеваем высшие сферы, чтобы всю оставшуюся жизнь мучаться воспоминаниями об этом миге.

Концентрация мысли в таких произведениях переходит какую-то неосязаемую черту и зачастую неоцененные сразу они живут долгой жизнью, периодически становясь востребованными той или иной эпохой.
Попробую перечислить некоторые из таких книг:
"Искушение Святого Антония» Гюстава Флобера;
«Дом, где разбиваются сердца» Ирвина Шоу (есть прекрасная интерпретация этой пьесы в фильме Сокурова);
«Смирительная рубашка» Джека Лондона;
«Синяя птица» Мориса Метерлинка;
«Двенадцатая ночь» У. Шекспира;
«Мастер и Маргарита» М. Булгакова.

Список можно продолжить, но не в этом суть. Где-то я читал, что типичная черта гениев – перепроизводство. Они и сами прекрасно понимают, что введут их в бессмертие 2-3 произведения, но тем не менее являют миру еще 30 томов «полуфабрикатов». Хотя, если смотреть на все это с расстояния столетий, «первые часто становятся последними» и один поворот Колеса Времени может привести, пусть собранной из тех же составляющих, но к совершенно иной картине.

Вспомнилась одна притча.

Жил в Древнем Риме, во времена императора Тиберия, один человек, и было у него два сына. Один стал воином и отправился служить на самую дальнюю окраину империи. Второй писал стихи, приводившие в восхищение весь Рим.
Однажды старику приснился сон, будто к нему явился небесный вестник и предрек ему, что слова одного из его сыновей будут известны во всем мире, и много сотен лет спустя люди будут повторять их. Старик заплакал от счастья: судьба была к нему щедра и милостива, ибо даровала высшую радость, какую только может испытать отец.
Вскоре он погиб – пытался спасти ребенка из-под тяжелой повозки, но сам попал под колеса. Поскольку жизнь он вел праведную, то прямо отправился на небеса, где повстречал вестника, явившегося ему во сне.
- Ты был хорошим и добрым человеком, - сказал тот ему. – Жизнь твоя была исполнена любви, а смерть – достоинства. Я могу выполнить любую твою просьбу.
- И жизнь была ко мне добра, - отвечал старик. – Когда ты явился мне во сне, я почувствовал, что все мои усилия были не напрасны. Ибо стихи моего сына будут переходить из поколения в поколение. Для себя мне просить нечего, но всякий отец гордился бы славой того, кого он пестовал, учил и наставлял. А потому мне бы хотелось услышать в далеком будущем слова моего сына.
Вестник прикоснулся к его плечу, и оба они в мгновение ока очутились в далеком будущем – в огромном городе, среди тысяч людей, говоривших на неведомом языке.
Старик опять прослезился от радости.
- Я знал, что стихи моего сына переживут века, - сквозь слезы сказал он. – Ответь мне, какие его строки повторяют все эти люди.
Вестник ласково усадил старика на скамейку и сам сел с ним рядом.
- Стихи, о которых ты говоришь, прославились на весь Рим, все любили их и наслаждались ими. Но кончилось царствование Тиберия, и их забыли. Люди повторяют слова другого твоего сына – того, что стал воином.
Старик воззрился на вестника с недоумением.
- Он служил в одной из далеких провинций, - продолжил тот. – И стал сотником. Он тоже был справедлив и добр. Как-то раз заболел один из его рабов – он был при смерти. Твой сын, услышав, что появился некий целитель, пустился на поиски этого человека. По пути он встретил людей, исцеленных Им, услышал Его учение и, хоть и был римским сотником, перешел в Его веру. И вот однажды утром предстал перед Ним и рассказал, что слуга его болен. И учитель – как называли этого человека – собрался идти за ним. Но сотник был человеком веры и поняв, кто стоит перед ним, произнес слова, которые не забудутся во веки веков:
«Не трудись, Господи, ибо я недостоин, чтобы Ты вошел под кров мой. Но скажи слово, и выздоровеет слуга мой».

Предназначение одних – творить, пусть и неосознанно, историю. Других – созерцать это либо уютно устроившись за столиком кафе, либо в качестве исходного материала в руках этих «творцов».

@темы: Размышлизмы, Литература