Творчество любого автора подобно восхождению на гору. Все любят обсуждать первую фазу этого процесса – достижения вершины, забывая о неизбежном последующем спуске. Но речь пойдет не о неотвратимости движения вниз, а о том, что за, чаще всего непродолжительный отрезок времени пребывания наверху, рождаются произведения значительно отличающиеся от того что было создано до и, если остался срок, будет создано после. Некоторые эту вершину достигают в самом начале пути, некоторым везет больше – Б-г дарует им это перед самой смертью.
Иногда даже кажется, что автор позаимствовал у кого-то как минимум основу, настолько сотворенное по глубине отличается от всего остального. Хотя, вполне вероятно просто выплескивается наружу подспудная работа основополагающего закона бытия о переходе количества в качество и множество деталей, намеков, мыслей, разбросанных по наброскам и ранее написанному, соединяется в единую картину в момент Великого Прозрения. Последнее, как говорил Сократ, наступает, когда один из коней нашей души выбивается из общего строя, и мы на мгновение задеваем высшие сферы, чтобы всю оставшуюся жизнь мучаться воспоминаниями об этом миге.
Концентрация мысли в таких произведениях переходит какую-то неосязаемую черту и зачастую неоцененные сразу они живут долгой жизнью, периодически становясь востребованными той или иной эпохой.
Попробую перечислить некоторые из таких книг:
"Искушение Святого Антония» Гюстава Флобера;
«Дом, где разбиваются сердца» Ирвина Шоу (есть прекрасная интерпретация этой пьесы в фильме Сокурова);
«Смирительная рубашка» Джека Лондона;
«Синяя птица» Мориса Метерлинка;
«Двенадцатая ночь» У. Шекспира;
«Мастер и Маргарита» М. Булгакова.
Список можно продолжить, но не в этом суть. Где-то я читал, что типичная черта гениев – перепроизводство. Они и сами прекрасно понимают, что введут их в бессмертие 2-3 произведения, но тем не менее являют миру еще 30 томов «полуфабрикатов». Хотя, если смотреть на все это с расстояния столетий, «первые часто становятся последними» и один поворот Колеса Времени может привести, пусть собранной из тех же составляющих, но к совершенно иной картине.
Вспомнилась одна притча.
Жил в Древнем Риме, во времена императора Тиберия, один человек, и было у него два сына. Один стал воином и отправился служить на самую дальнюю окраину империи. Второй писал стихи, приводившие в восхищение весь Рим.
Однажды старику приснился сон, будто к нему явился небесный вестник и предрек ему, что слова одного из его сыновей будут известны во всем мире, и много сотен лет спустя люди будут повторять их. Старик заплакал от счастья: судьба была к нему щедра и милостива, ибо даровала высшую радость, какую только может испытать отец.
Вскоре он погиб – пытался спасти ребенка из-под тяжелой повозки, но сам попал под колеса. Поскольку жизнь он вел праведную, то прямо отправился на небеса, где повстречал вестника, явившегося ему во сне.
- Ты был хорошим и добрым человеком, - сказал тот ему. – Жизнь твоя была исполнена любви, а смерть – достоинства. Я могу выполнить любую твою просьбу.
- И жизнь была ко мне добра, - отвечал старик. – Когда ты явился мне во сне, я почувствовал, что все мои усилия были не напрасны. Ибо стихи моего сына будут переходить из поколения в поколение. Для себя мне просить нечего, но всякий отец гордился бы славой того, кого он пестовал, учил и наставлял. А потому мне бы хотелось услышать в далеком будущем слова моего сына.
Вестник прикоснулся к его плечу, и оба они в мгновение ока очутились в далеком будущем – в огромном городе, среди тысяч людей, говоривших на неведомом языке.
Старик опять прослезился от радости.
- Я знал, что стихи моего сына переживут века, - сквозь слезы сказал он. – Ответь мне, какие его строки повторяют все эти люди.
Вестник ласково усадил старика на скамейку и сам сел с ним рядом.
- Стихи, о которых ты говоришь, прославились на весь Рим, все любили их и наслаждались ими. Но кончилось царствование Тиберия, и их забыли. Люди повторяют слова другого твоего сына – того, что стал воином.
Старик воззрился на вестника с недоумением.
- Он служил в одной из далеких провинций, - продолжил тот. – И стал сотником. Он тоже был справедлив и добр. Как-то раз заболел один из его рабов – он был при смерти. Твой сын, услышав, что появился некий целитель, пустился на поиски этого человека. По пути он встретил людей, исцеленных Им, услышал Его учение и, хоть и был римским сотником, перешел в Его веру. И вот однажды утром предстал перед Ним и рассказал, что слуга его болен. И учитель – как называли этого человека – собрался идти за ним. Но сотник был человеком веры и поняв, кто стоит перед ним, произнес слова, которые не забудутся во веки веков:
«Не трудись, Господи, ибо я недостоин, чтобы Ты вошел под кров мой. Но скажи слово, и выздоровеет слуга мой».
Предназначение одних – творить, пусть и неосознанно, историю. Других – созерцать это либо уютно устроившись за столиком кафе, либо в качестве исходного материала в руках этих «творцов».
Иногда даже кажется, что автор позаимствовал у кого-то как минимум основу, настолько сотворенное по глубине отличается от всего остального. Хотя, вполне вероятно просто выплескивается наружу подспудная работа основополагающего закона бытия о переходе количества в качество и множество деталей, намеков, мыслей, разбросанных по наброскам и ранее написанному, соединяется в единую картину в момент Великого Прозрения. Последнее, как говорил Сократ, наступает, когда один из коней нашей души выбивается из общего строя, и мы на мгновение задеваем высшие сферы, чтобы всю оставшуюся жизнь мучаться воспоминаниями об этом миге.
Концентрация мысли в таких произведениях переходит какую-то неосязаемую черту и зачастую неоцененные сразу они живут долгой жизнью, периодически становясь востребованными той или иной эпохой.
Попробую перечислить некоторые из таких книг:
"Искушение Святого Антония» Гюстава Флобера;
«Дом, где разбиваются сердца» Ирвина Шоу (есть прекрасная интерпретация этой пьесы в фильме Сокурова);
«Смирительная рубашка» Джека Лондона;
«Синяя птица» Мориса Метерлинка;
«Двенадцатая ночь» У. Шекспира;
«Мастер и Маргарита» М. Булгакова.
Список можно продолжить, но не в этом суть. Где-то я читал, что типичная черта гениев – перепроизводство. Они и сами прекрасно понимают, что введут их в бессмертие 2-3 произведения, но тем не менее являют миру еще 30 томов «полуфабрикатов». Хотя, если смотреть на все это с расстояния столетий, «первые часто становятся последними» и один поворот Колеса Времени может привести, пусть собранной из тех же составляющих, но к совершенно иной картине.
Вспомнилась одна притча.
Жил в Древнем Риме, во времена императора Тиберия, один человек, и было у него два сына. Один стал воином и отправился служить на самую дальнюю окраину империи. Второй писал стихи, приводившие в восхищение весь Рим.
Однажды старику приснился сон, будто к нему явился небесный вестник и предрек ему, что слова одного из его сыновей будут известны во всем мире, и много сотен лет спустя люди будут повторять их. Старик заплакал от счастья: судьба была к нему щедра и милостива, ибо даровала высшую радость, какую только может испытать отец.
Вскоре он погиб – пытался спасти ребенка из-под тяжелой повозки, но сам попал под колеса. Поскольку жизнь он вел праведную, то прямо отправился на небеса, где повстречал вестника, явившегося ему во сне.
- Ты был хорошим и добрым человеком, - сказал тот ему. – Жизнь твоя была исполнена любви, а смерть – достоинства. Я могу выполнить любую твою просьбу.
- И жизнь была ко мне добра, - отвечал старик. – Когда ты явился мне во сне, я почувствовал, что все мои усилия были не напрасны. Ибо стихи моего сына будут переходить из поколения в поколение. Для себя мне просить нечего, но всякий отец гордился бы славой того, кого он пестовал, учил и наставлял. А потому мне бы хотелось услышать в далеком будущем слова моего сына.
Вестник прикоснулся к его плечу, и оба они в мгновение ока очутились в далеком будущем – в огромном городе, среди тысяч людей, говоривших на неведомом языке.
Старик опять прослезился от радости.
- Я знал, что стихи моего сына переживут века, - сквозь слезы сказал он. – Ответь мне, какие его строки повторяют все эти люди.
Вестник ласково усадил старика на скамейку и сам сел с ним рядом.
- Стихи, о которых ты говоришь, прославились на весь Рим, все любили их и наслаждались ими. Но кончилось царствование Тиберия, и их забыли. Люди повторяют слова другого твоего сына – того, что стал воином.
Старик воззрился на вестника с недоумением.
- Он служил в одной из далеких провинций, - продолжил тот. – И стал сотником. Он тоже был справедлив и добр. Как-то раз заболел один из его рабов – он был при смерти. Твой сын, услышав, что появился некий целитель, пустился на поиски этого человека. По пути он встретил людей, исцеленных Им, услышал Его учение и, хоть и был римским сотником, перешел в Его веру. И вот однажды утром предстал перед Ним и рассказал, что слуга его болен. И учитель – как называли этого человека – собрался идти за ним. Но сотник был человеком веры и поняв, кто стоит перед ним, произнес слова, которые не забудутся во веки веков:
«Не трудись, Господи, ибо я недостоин, чтобы Ты вошел под кров мой. Но скажи слово, и выздоровеет слуга мой».
Предназначение одних – творить, пусть и неосознанно, историю. Других – созерцать это либо уютно устроившись за столиком кафе, либо в качестве исходного материала в руках этих «творцов».